Дочери мертвой империи [litres] - Кэролин Тара О'Нил

жили, а теперь их не стало. Они потухли, как костер, залитый водой.

Я вытерла лицо фартуком и спрятала книгу обратно в карман. «Прости», – хотела сказать я, но меня оборвал какой-то звук. Крик. Мужской голос вдалеке, где-то в лесу.

– Ты слышала? – прошептала я.

Анна склонила голову набок, ее глаза округлились. Она кивнула.

– Погоди.

Пришлось отцепить от себя ее руку. Мне нужен был хороший обзор. Стоящая рядом ель выглядела многообещающе. Прижимаясь к стволу, я забралась на добрых десять локтей, иногда останавливаясь, чтобы осмотреть округу. В середине лета леса стояли густые, да и сама ель частично перекрывала мне обзор. Но на трети пути я заметила их.

Лошадей – больше, чем я могла бы сосчитать. Солдаты в зеленых рубахах и фуражках. Один человек выкрикивал им приказы. С такого расстояния я не видела его лица. Но узнала его прямую спину и темные волосы. Его голос. Юровский приближался. Он знал, что мы здесь.

Голова закружилась от ярости. У нас была винтовка Вальчара. Это было бы так легко. Подкрасться к ним, найти укрытие, прицелиться и убить его. Пусть истекает кровью, как Костя.

– Что там? – Донесшийся снизу голос Анны отрезвил.

Точно. Нас всего двое. Сейчас охота ведется на нас.

Я проворно спрыгнула вниз, как белка:

– Это он. За нами. С ним несколько солдат на лошадях.

Анна побледнела:

– Как близко?

– Близко. Нужно уходить с тропинки. Пошли.

Часть меня хотела с ним встретиться. Но от вида побелевшего лица Анны сердце бешено заколотилось, напоминая, что в открытом столкновении у нас нет ни единого шанса выжить. Я отвязала Буяна, и мы пошли вместе с Анной в заросли. Мы шли тихо. Винтовкой я убирала с пути мешавшие идти ветки. Через какое-то время мы снова их услышали.

– Тсс! – Я присела и потянула за собой Анну.

Буян стоял за высоким кустом – лучшего места я не нашла. По крайней мере, он был гнедой, а не разодетый в яркие цвета.

Между деревьями мы разглядели Юровского с солдатами. Они тихо шли по тропинке. Если бы Юровский не повысил тогда голос, они бы уже наткнулись на нас. На таком близком расстоянии я разглядела его лицо. Голова поворачивалась из стороны в сторону, но темные глаза были устремлены в лес.

Он остановил коня у ручья. Трое солдат последовали его примеру. Юровский развернул лошадь и поехал в лес в нашем направлении.

У меня от страха перехватило дыхание, а Анна резко вдохнула.

Юровский спрыгнул с коня. Он смотрел прямо на нас. Я не заметила бинты, но кто-то должен был перевязать его рану, потому что двигался он так, словно в него не стреляли. Но правую руку берег. Юровский наклонился и поднял что-то с земли.

Рука Анны взлетела к голове. Она сняла платок и оставила его там. Черт.

– Они были здесь, – раздался низкий голос командира. – Рассредоточьтесь.

Солдаты спешились и разошлись по разные стороны тропы. Юровский продолжил идти вперед. Каждый шаг приближал его к нам.

Вот и все. Костя нас не спасет. Против Юровского была только я. Я сняла с плеча винтовку.

Анна дернула меня за руку. В ее глазах читался настоящий ужас, как тогда, когда она обмочилась в лесу. Было видно, что в любую секунду она может запаниковать.

Я прижала к губам палец. Позади нас росли густые кусты. Буяна передвигать было рискованно, но мы могли спрятаться получше. Я указала на кусты пальцем, чтобы Анна поняла, о чем я думаю. Взгляд ее немного прояснился, и она кивнула.

Я пригнулась к земле, насколько могла. Согнув локти, я поползла так медленно, что от напряжения задрожали колени. Любая упавшая ветка, шишка или сухой листок представляли опасность. Юровский мог нас услышать. Я сжала зубы и напрягла живот, стараясь держать каждый мускул под контролем.

Скопившийся на лбу пот, минуя брови, капнул на ресницы. Я сморгнула его.

– Командир!

Я перестала дышать. Кричал солдат Юровского западнее от нас. Мы с Анной замерли.

– Что такое? – откликнулся Юровский. Его голос пролетел у нас над головами – он не отвернулся.

– Кажется, они жгли здесь костер!

Руки задрожали. Должно быть, какие-то охотники ночевали у реки.

«Иди проверь, – молила я. – Не ходи сюда».

Юровский двинулся дальше. Сердце пропустило удар, но вдруг я поняла, что он уходит в сторону ручья. Он не заметил ни Буяна, ни нас.

Они поговорили у костра и решили, что он слишком старый. Не наш.

– Они не могли уйти далеко, – сказал Юровский. – Здесь остановились утолить жажду. Мы идем по их следу. Так что идем дальше – и тихо! – Последнее слово разрезало воздух, как угроза.

Солдаты догадались промолчать.

Затем они вновь вскочили на лошадей и уехали.

Я упала на землю. К щеке прижался прохладный лист. Перед глазами бежал черный жучок. Я глубоко вдохнула, ощущая, как расширяется грудная клетка.

– Боже милостивый, – прошептала Анна.

Когда мы наконец сели, она беспомощно взглянула на меня:

– Что нам теперь делать?

– Будем ждать, – сказала я. – Пусть уедут подальше.

Она кивнула. Я уронила голову на колени. Опасность была слишком близко. А теперь Юровский оказался между нами и чертовой стеной.

В лесу обитали волки. И рыси. Но когда стемнело, мы не смогли разжечь костер – слишком рискованно. Мы с Анной прижались друг к другу под большим деревом и смотрели, как лес погружался в ночь.

Где-то вдалеке у пруда квакали лягушки. Ухали совы, а в ручье по камням бойко журчала вода. Лицо овевал прохладный ветерок. Я словно снова спала у себя во дворе, только Кости не было рядом. Анна не сопела, как он: если ей не снились кошмары, она спала тихо.

– Мне очень жаль… что так случилось с Константином, – прошептала Анна.

Оказывается, она не спала.

И правильно. Это из-за нее на наши головы свалился Юровский. Костя погиб, защищая ее.

Нет. Он погиб, защищая меня.

Я привела Анну домой. Я просила оставить ее, когда Костя хотел ее выгнать. И он заплатил за мое упрямство.

– Я понимаю, что ты, наверное, сейчас чувствуешь, – продолжила она. – Ты равнялась на него. Так же было с моей сестрой Татьяной. За что бы она ни бралась, все у нее получалось. Честно говоря, иногда меня пугало, какой идеальной она была. Теперь я говорю себе, что даже после смерти она все еще остается для меня примером. Она бы хотела, чтобы я трудилась и самосовершенствовалась. И я не сдаюсь – ради нее!

Горечь в ее голосе отдавалась в собственной груди болью, словно эхо. То